Осень 2023 года, я снимаю небольшую документалку про дежурную точку медиков бригады Волки. Она находится между Соледаром, Бахмутом и ЛБС, с неё медики ездят на полки забирать раненных (300) и погибших (200) бойцов. Двигаются на обшитых резиной и решётками буханках. На тот момент у нас ещё не было ни РЭБа, ни детекторов дронов, зато у хохла что эфпивишек, что сбросников было в достатке.
Когда с полок поступал вызов, в буханку прыгали водитель и двое медиков. Двое, потому что так больше шансов и самим выжить, и раненных довезти. Один медик спереди - смотрит небо на наличие вражеских "птичек" (тогда прошивки были другие и "птички" мигали лампочками), второй в салоне. Двое медиков быстрее окажут помощь бойцам. А если вражеский дрон ударит в кабину, то у медика в салоне есть шансы выжить и оказать помощь своим.
Очередной вызов. На полках трое трёхсотых, одного уже несут к точке "подвоза". Другие ждут, когда над позицией перестанут кружить вражеские птички. Мы выдвигаемся. Водитель, медик, а вместо второго медика - я. Потому что место в салоне ограничено и чтобы я мог снимать - одному медику придётся остаться.
Девятый час вечера, на улице уже темно, дорога до полок превратилась в скользкую липкую кашу, буханка мчит вперёд прыгая на ухабах, бойцы с полок сообщают нам по рации состояние неба. Стоило нам доехать и по рации зазвучал циркуляр: в сторону тыла летят несколько гружёных птичек.
Быстро выскакиваем, забираем носилки с бойцом...
- Пилюля, глянь его. По-моему, не донесли, - говорит один из нёсших носилки бойцов.
Наш медик с позывным Пилюля уже в салоне суетится над носилками, проверяет пульс, смотрит реакцию зрачков, проверяет дыхание.
- Двести, - роняет он всего одно слово.
Все тяжело вздыхают.
- Там ещё двое на подходе, минут через 20-30 будут...
- Мы тогда до "ангара", там переждём и подскочим когда будут подносить, - отвечает наш водитель.
Пилюля прыгает вперёд на ходу бросая мне: "Смотри за двухсотым, чтобы он не свалился". Буханка снова срывается с места. На неровной и скользкой от грязи дороге машину нещадно таскает и подкидывает и я быстро понимаю, что если не буду держать двухсотого, то он упадёт с носилок...
Красный свет фонарика на минимуме, ещё тёплая кровь бойца продолжает покидать безжизненное тело из ран на левой стороне лица, шеи, груди и руки. Это как раз та сторона, которой боец лежит ко мне. И за которую я его удерживаю. Я вижу как по его руке стекают тонкие ручейки крови, они упираются в мою перчатку и пропитывают её. Мои пальцы чувствуют слегка липкое тепло. А потом, в тусклом свете красного фонарика я вижу, как кровь парня начинает капать с моей перчатки на стальной пол буханки...
Кап.
И на полу появляется маленькое тёмное пятно.
Кап.
Рядом возникает ещё одно.
Кап...
В тот момент я словно провалился в какую-то глубокую бездну: мысли исчезли и я просто наблюдал за тем, как почти чёрные в свете фонарика капли ещё тёплой крови погибшего бойца отрываются от перчатки, летят вниз и разбиваются об металл. Из-за тряски они почти всегда падали в нескольких сантиметрах от предыдущих, образуя на грязном полу буханки тёмный абстрактный узор, который приковывал взгляд и затягивал в себя будто чёрная дыра...
Не то чтобы я до этого не видел крови, раненых и погибших. Видел. И психика успешно это всё переваривала. А в тот момент будто надломилась и произошло первое жёсткое осознание где я нахожусь и что вокруг происходит.
Пока ждали в "ангаре" почти не общались. А потом нам сообщили что трёхсотые уже на подходе и буханка снова рванула к полкам. Погрузка раненных, дорога на Бахмут. Ребят довезли и передали в руки профессионалов. Сами успешно вернулись на дежурную точку, где я долго отмывал перчатку и руку, казалось, что кровь погибшего бойца словно въелась в кожу.
После было ещё много рабочих выездов и ситуаций, но та картина, когда в скачущей по ухабам буханке в тусклом красном свете об пол машины разбивались ещё тёплые капли... Она впечаталась в сознание навсегда.
